Букинист. Ценные старые книги
| Другие заметки этого раздела: Экслибрисы библиотеки А.А.Сидорова Автограф Г.Р.Державина О книгах и их собирателях Алиса в стране чудес О библиотеке Г.В.Юдина Е.Некрасова Лубочные картинки |
Проф.А.И.Малеин Что такое книжная редкость?
| Типичными редкостями второй категории Д.В.Ульянинский считает книги, оттиснутые в одном или двух экземплярах, и в качестве таковых приводит описанный уже у Губерти (Материалы для русской библиографии, т.I, №103) и лишь считаемый за уник, чего Ульянинский не упоминает: «Карманный календарь Е.И.В.Павла Петровича на 1761 год» и затем указанные у Геннади (Русск. книжн. редкости, стр. 9, и литература pyccкoй библиографии, стр. 82-83 и 155) — по два экземпляра каждая: 1) На память о девятом июне 1867 г. (сборник, поднесенный барону М.А.Корфу). 2) Таблица, представляющая цены главнейших книг И.Публичной Библиотеки, на французском языке (Tableau comparatif des encheres de 1854 avec les prix de librairie et ceux des ventes precedentes) и 3) Catalogue de la bibliotheque de ma Sophie (граф. С.Г.Чернышевой) Noscou. 1828. Но, кроме этого, в печати есть упоминание еще о двух книгах, напечатанных у нас в единственном экземпляре. Оба указания эти имеются в журнале «Библиограф». Именно, 30 апреля 1888 года, при чествовании пятидесятилетнего юбилея литературной деятельности А.Н.Майкова, ему поднесена была книга, со всеми приветственными стихотворениями, присланными на праздник, изданная для юбиляра в единственном экземпляре (Библиограф, 1888, №5—6, стр.257). Точно так же 28 февраля 1886 года 35 сотрудников «Нового Времени», по случаю десятилетия со дня существования этои газеты, поднесли ее издателю, А.С.Суворину, свои автобиографии, напечатанные в одном экземпляре. Эта книга подробно и тщательно описана в «Библиографе» за 1892 г., №12, стр.430-431; здесь же воспроизведено fac-simile обложки этого любопытного издания, которое я видел у Н.Ж.Лиcoвcкoro и с которого он заказал самую точную рукописную копию, строка в строку и буква в букву. Дальнейшее рассуждение Д.В.Ульянинского также нуждается в некоторых оговорках и дополнениях: «К редкостям второй категории», говорит он (стр.24), «надо причислить также особые экземпляры обычных книг, печатаемых с какими-нибудь особенностями, в малом всегда числе: на цветной бумаге, бристольской, картоне, пергаменте, шелку с огромными полями, цветным шрифтом, с особыми бордюрами или украшениями, с большим, чем обыкновенно, числом снимков или других приложений, и, кроме того, корректурные экземпляры многих книг, часто представляющие немало вариантов и пропусков (курсив мой) против изданного впоследствии текстах. Мне кажется, что гораздо интереснее экземпляр, представляющий лишнее по сравнению с обычным текстом. Например, думаю, всем нам было бы очень интересно прочесть те сцены «Войны и Мира», которые Толстой пропустил в угоду своей супруге. Наконец, здесь же не упомянута Д.В.Ульянинским одна действительно большая и ценная редкость, это так называемый Hand-exemplar автора, к которому он обычно делал разного рода дополнения и исправления, перекладывал его для этой цели нередко белыми страницами. Так, А.В.Амфитеатров рассказывал (в «Звере из бездны»), что у него имеется экземпляр диссертации проф. В.И.Moдестова «Тацит и его сочинения» (Спб. 1864), сначала до конца переработанный автором для нового издания; равным образом Я.Ф.Березин-Ширяев в своих воспоминаниях о М.H.Лонгинове передает, что видел у него настолько дополненный экземпляр его известного труда «Новиков и мовсковские мартинисты» (M. 1869), что при втором издании автор предполагал напечатать книгу в двух томах («Библиограф», 1892, №2, стр.52). Дальнейшие примеры излишни, так как, думаю, все мы охотно делаем такие прибавки к своим сочинениям, особенно к тем из них, которыми остаемся довольны более других. Обращаемся к установленной Д.В.Ульянинским третьей категории редких книг: «Издания, уничтоженные по распоряжению правительства, суда или цензуры, истребленные самими авторами, погибшие во время пожаров, наводнений, в море и пр.» (стр. 24). Следующий далее пример группового уничтожения изданий времени Иоанна Антоновича заимствован у Геннади (Pyccк. кн. редк., стр.11-12). В числе уже новый книжных редкостей этой категории, «противополагаемых», кaк пишет автор, «Геннадиевским и Остроглазовским», Ульянинский упоминает три книги, при чем для первой дает неверное заглавие: «Летурно. Происхождение нравственности», тогда как на самом деле книга называлась: «Прогресс нравственности» (см. М.К.Лемке, «Вестник Права», 1905, кн.3, стр.129; он же, «Книга и Революция», 1920, №5, стр.76; С.Р.Минцлов, «Редчайшие Книги». Спб., 1904, стр. 26). Вторая из названных Ульянинским книг—биография Каткова, написанная Р.И.Сементковским, была перепечатана в собрании его сочинений и потому редкости не представляет. Конечно, теперь, с открытием архивов цензурных и особенно б.Главного Управления по делам печати, число подобных редкостей должно быть значительно умножено, и заняться специальным описанием их было бы весьма благодарной и полезной задачей, тем более, что подготовительные работы, в виде 2 названных статей М.К.Лемке и книжки С.Р.Минцлова, уже имеются. Наконец, в эту же категорию автор относит книги, у которых впоследствии, уже по выходе в свет, были перепечатаны или уничтожены те или иные страницы. Примером их так же, кaк у Геннади, служит IV том Сопикова с пресловутыми Радищевскою и Пономаревскою страницами. Конечно, и здесь новое время давало также немало материала, в доказательство чего стоит только пересмотреть упомянутую книжку С.Р.Минцлова. Напомню также, что прежде очень ценился роман Д.Л.Мордовцева «Знамения времени» (Спб. 1870) с неперепечатанной страничкой о качающемся трупе. К четвертому разряду Ульянинским причисляются издания недопечатанные и вообще несостоявшиеся. Понятно, что теперь, в силу пережитых нами государственных переворотов, можно набрать великое множество примеров на раритеты такого рода, но в те мирные времена, когда писал московский библиофил, он считал, что «все почти известные редкости этого рода принадлежат к области прежнего времени и довольно подробно описанны у Геннади и Остроглазова». Из нового времени Д.В.Ульянинский приводил два примера: Каталог библиотеки Нежинского Историко-Филологического Института (1882-83 гг.; автор ошибочно пишет «Лицея») и II том труда Н.В.Воскресенского «Пятидесятилетие Воронежских Губернских Ведомостей» (Воронеж, 1901). Но он мог бы добавить сюда упоминаемые им в I томе описания своей библиотеки (№314) примечания Н.С.Тихонравова к «Русским драматическим произведениям 1672-1725 гг.», кaк известно, весьма гибельно повлиявшие на судьбу диссертации П.О.Морозова по истории древнего русского театра. Вообще, за промежуток времени между изданием «Среди книг» и описанием своей библиотеки, Д.В.Ульянинский приобрел довольно изрядное количество сведений по библиографии и, если бы он написал свои заметки после составления каталога своего книгохранилища, то они много бы выиграли в своей обстоятельности. Наконец, к V разряду редкостей Ульянинским отнесены «Издания, более или менее старые, которые сделались редкими по условиям времени и которые» автор называет «фактическими редкостями».1 Основанием для этого служат «данныя опыта и антикварно-любительской практики». Книги этого разряда не попадаются на книжном рынке, редко находимы не только в частных, но и государственных библиотеках и вообще известны самому ограниченному кpyгy лиц. Лeгкo признать, что эта категория — самая неудачная по своему определению, начиная с заглавия. Почтенный автор, видимо, сознавал это и сам и потому старался возможно точнее и яснее обосновать свое положение. Он рассуждал так: «С одной стороны, редкость настоящей категории обусловливается или малым числом напечатанных экземпляров, или уничтожением издания, или совершенным невыходом его в свет, но только мы этого до поры, до времени не знаем»... (стр.27). «С другой стороны, сюда же относится большинство изданий, зачитанных и уничтоженных временем (старинные песенники, сказки, календари, азбуки, детские книжки, книжные росписи XVIII столетия, лубочные романы и повести), или старинные же летучие издания, посвященные, большею частью, злобам дня, с знаменитыми Ростопчинскими афишами и Наполеоновскими прокламациями во главе» (стр.28). К этой же категории, кaк было сказано выше, должны были бы, по мнению автора, собственно относиться и инкунабулы. Таким образом, эта категория редкостей как бы подразделяется на две части: к первой принадлежат раритеты, считаемые таковыми по неизвестным причинам и потому числящиеся здесь временно, с тем, чтобы по выяснении причины своей редкости попасть на надлежащее место в категории 2-ую, 3-ью или 4-ую. Поэтому, кажется, Ульянинский не совсем прав, полемизируя против Геннади, который признавал так называемые «условные» редкости. Ульянинский возражал Геннади так: «Каждую условную редкость всегда можно отнести, по надлежащем исследовании, к известной категории» (стр.21), а шестью страницами ниже должен был сам же признать: «Пока же (т.е. до выяснения причин редкости) они являются редкостями, так сказать, фактическими» (курсив автора). Разница между Геннади и им заключается поэтому только в терминологии. Что касается 2-го отдела V группs, т.е. изданий, «зачитанных и уничтоженных временем», то категорий их, разумеется, может быть насчитано гораздо больше, чем перечисляет автор. Так, сюда должны были бы входить отчеты о деятельности разных обществ, особенно акционерных, благотворительных и т.п., имеющие чисто злободневный характер и потому обычно бросаемые после их утверждения на годовом собрании в мусорную корзину; далее, разного рода правила и программы для поступления в учебные заведения, которые также никому не приходит в голову хранить по миновании в них надобности; наконец, если Д.В.Ульянинский признает «редкостями» старые азбуки, то почему не считать таковыми же и все вообще вышедшие из употребления учебники, тем более, что в Германии существует практика уничтожать их на бумагу, а затем и первые издания тех руководств, которые выходили потом несколько десятков раз, подвергаясь новым переработкам и усовершенствованиям? Если стать на эту точку зрения, то число «книжных редкостей» этой категории может дойти до ужасающих пределов. Повидимому, Д.В.Ульянинский так и думает, потому что пишет (стр.28): «Число фактических редкостей постепенно, с течением времени должно увеличиватЬся, как это вполне логически вытекает из самого порядка вещей, и здесь приходится значительно расширять прежние рамки и добавлять ряд новых изданий». Вместе с тем признание за редкости многих книг данного отдела противоречит тому определению этого понятия, из которого Ульянинский исходил в своем рассуждении, так как весьма многие сочинения, сюда входящие, печатались в большом количестве экземпляров. Наконец, непонятно, почему московский библиофил относил к редкостям только «старинные летучие и злободневные издания». Березин, как мы видели, отводил для них особую категорию. Что подобные издания становятся редкостями, так сказать, на наших глазах, это видно из того, что вряд ли мы можем похвастаться теперь многими полными коллекциями сатирических журналов 1905 и 1906 гг. и еще менее имеем право сказать, что собрали целиком злободневную революционную литературу 1917 и 1918 гг. Таким образом, пятая категория книжных редкостей оказывается у Ульянинского очень растяжимой. Обратим внимание еще на одну странность: старинная азбука — редкость, а напечатанная в ограниченном количестве экземпляров и вышедшая из обращения ученая книга по математике раритетом не считается. Что это действительно так, показывает рассуждение Д.B.Ульянинского на 21-й стр. «Затем наша библиофильская практика не признает и среди книг, существующих в малом количестве экземпляров, за редкости все сочинения по части математики и входящих в ее цикл прикладных наук, техники, медицине и естествознания». Конечно, книги по прикладным наукам, технике и медицине, в виду гораздо более быстрого прогресса их, чем нayк гуманитарных, скорее стареют, теряют свое значение и, тaк сказать, сходят на-нет. Но что в области математики и естествознания существуют подлинные книжные редкости, в этом можно легко убедиться, если дать себе труд перелистовать соответственные отделы даже в таком доступном пособии, кaк изданная под редакцией покойного И.И.Янжула «Книга о Книгах» (М. 1892). Причину тaкoro незаслуженно пренебрежительного отношения библиофилов к произведениям по математическим и естественным наукам можно видеть, главным образом, в том, что при изучении гуманитарных наук книги являются в огромном большинстве случаев почти единственным пособием, и потому преобладающее количество библиофилов принадлежит именно к представителям этих знаний, тогда кaк естественник, наряду с книгами, имеет настоятельную нужду и в своих препаратах, а математик должен прибегать и к своей низменной спутнице — доске с мелом. Но если мы не знаем математических и естественных нayк, то из этого, конечно, далеко не следует, чтобы мы должны были отрицать у них наличность книжных редкостей. Я нарочно остановился с большими подробностями на мнении о редкости книг, высказанном Д.В.Ульянинским, потому что, кaк неоднократно отмечалось в предшествующем изложении, он старался возможно сузить это понятие и избежать тех крайностей, в которые впадали многие другие наши библиофилы, особенно Я.Ф.Березин-Ширяев, который и получил за это, может быть, даже чересчур резкие упреки от С.А.Венгерова.2 Однако, если стать и на точку зрения Ульянинского, то книжными редкостями станут и текст, напечатанный на более широкой бумаге, и никому не нужный оттиск, имеющийся в количестве 10 экземпляров, и порнографическая книжка, задержанная до издания на основании прежней 1001-й статьи, и Апостол 1564 г., и увидевшая свет, чтобы быть сейчас же уничтоженной, «История новейшей русской литературы» [Спб. 1885) С.А.Венгерова. Не знаю, кaк вам, а мне такое сопоставление кажется для двух названных в конце книг в высшей степени обидным, и, во всяком случае, следует признать, что все упомянутые книги — величины отнюдь не равноценные. Очевидно, что в вышеприведенное определение книжной редкости надо внести кaкую-то поправку или, правильнее говоря, дальнейшее ограничение. На основании неоднократных намеков, рассеянных в предшествующем изложении, я позволяю себе вЫсказать это определение в следующей форме: Редкой может 6ыть признана та книга, которая существует абсолютно в малом числе экземпляров и имеет научное значение. Если стать на эту точку зрения, то число книжных редкостей должно быть подвергнуто значительному сокращению. Taк, например, Д.В.Ульянинский убедительно доказывает3 редкость имеющейся у него книги С.В.Руссова «Библиографический каталог российским писательницам». Но научного значения эта Книжка не имеет никакого, так как целиком вошла в аналогичный труд Кн.Н.Н.Голицына (Спб. 1889). Равным образом, не могут считаться редкостями и такие старые книги, кaк первое издание «Опыта Российской библиографии» Сопикова, потому что для cnpaвoк гораздо удобнее, полнее и научнее обработка В.Н.Рогожина. Книги, подобные первому изданию «Опыта», напоминают мне старую мебель, на которую мы с любопытством и, может бытЬ, даже с умилением смотрим в музеях, но дома предпочитаем пользоваться современными креслами, стулЬями и диванами. Конечно, должны считаться редкостями существующие в абсолютно малом числе экземпляров все издания наших классиков, вышедшие при их жизни, так как огромное большинство этих изданий прошло через авторскую корректуру, и, равным образом, те издания классиков, редакторы которых обращалисЬ к подлинным рукописям и первопечатным изданиям писателей или снабдили их текст учеными примечаниями. Если мне удалось хоть сколько-нибудь сдвинуть ходячее определение книжной редкости с той мертвой точки, на которой оно покоится, я буду считать себя вполне удовлетворенным. -------- 1 Библиотека, т.I, стр.VII.^ 2 Критико-библиографический словарь, т.III (СПб. 1892), стр.72 сл.^ 3 Среди книг, стр.29; Библиотека, I. №363, стр.325.^ |
| На главную страницу |
© Biblionne. Ценные старые книги. При перепечатке ссылка на сайт http://biblionne.narod.ru обязательна