Букинист. Ценные старые книги
| Другие заметки этого раздела: Экслибрисы библиотеки А.А.Сидорова Автограф Г.Р.Державина О книгах и их собирателях Алиса в стране чудес О библиотеке Г.В.Юдина Е.Некрасова Лубочные картинки |
Проф.А.И.Малеин Что такое книжная редкость? 0
Нижеследующий текст был прочитан на заключительном заседании Курсов Книговедения, устроенных Петроградским Институтом Книговедения в 1922 году, и затем, в несколько дополненном виде, на одном из очередных заседаний Русского Библиологического Общества. В изложении воспроизведен этот второй текст. Возможностью опубликовать эти строки автор обязан любезности И.И.Ионова.  Пятьдесят лет тому назад (в 1872 г.) появилась небольшая книжка Г.Н.Геннади «Русские книжные редкости», 20 лет тому назад (в 1902 и 1903 г.) вышли, под тем же заглавием, два выпусКа работы Н.И.Березина, псевдоним которого давно раскpыт. Одновременно с Березином, над тем же вопросом работал известный московский книголюб Дм. Вас. Ульянинский, который посвятил выяснению понятия «книжной редкости» около десятка страниц в своих интересных очерках: «Среди книг и их друзей. Часть первая» (и, к сожалению, единственная), изданных в Москве в 1903 году.Несмотря на то, что литература о книжных редкостях имеет у нас такую почтенную давность и что в решении спора об этом, кроме вышеупомянутых лиц, принимали участие и некоторые другие, «воз и ныне там», т.е. до сих пор мы не пришли еще к единодушному мнению, в чем же действительно заключается редкость книги. Если я позволяю себе сегодня еще раз поднять этот вопрос, то делаю это, конечно, не потому, что надеюсь разрешить его единолично. Мне кажется даже, что главная вина предшествующих исследователей и заключалась в том, что они брались за дело единолично. Нет, я желал бы выслушать по этому делу авторитетное мнение своих сочленов, так кaк все мы обладаем библиотеками, а, кроме того, многие из нас ими заведуют или в них служат, и все мы уверены, что в составе этих библиотек у каждого из нас имеется большее или меньшее количество редкостей. Поэтому всякому из нас приходилось задумываться над этим вопросом, и в решении его все мы заинтересованы. Было бы очень желательно, если бы мы могли столковаться по этому поводу и потом заявить свое мнение от лица Русского Библиологического Общества. Я позволяю себе оставить в стороне иностранные труды по данному вопросу, так кaк на Западе учено-литературная деятельность развивалась, по большей части, при несколько иных условиях; а затем, что самое главное, если судить о редкости книги по тем замечаниям, которые имеются по этому поводу, например, в такой общедоступной книге, кaк руководство по библиотековедению Грээля, то тамошние выводы почти совпадают с общепринятыми у нас. В России первым теоретическим решением вопроса должна быть признана статья Г.И.Геннади в №№ 129 и 130 «Спб. Ведомостей» 18S2 г. (опять, если угодно, юбилейная дата, 70 лет тому назад), перепечатанная им с дополнениями во введении к упомянутому труду: «О редких книгах, в особенности русских». К этой работе Геннади у нас принято относиться с некоторым пренебрежением. Создалось даже, кaк известно, особое выражение «библиографы Геннадиевского толка» для означения лиц, охотящихся за перечисленными в упомянутой книжке редкостями. Из числа таких особенно рьяных поклонников Геннади следует, прежде всего, отметить И.М.Остроглазова, «Книжные редкости» которого печатались в «Русск. Архиве» (1891 и 1892 г.г. и отд., не оконч.), и А.Е.Бурцева, который во вступлении к своему «Описанию редких российских Книг» (Спб. 1897 сл.) перепечатал статью Геннади. Но нельзя отрицать, что все последующие библиографы, занимающиеся вопросом о книжных редкостях, не исключая Д.B.Ульянинского, который иронически говорит про «Геннадиевцев» и называет собрание одних только книжных раритетов «достоянием библиомана-маньяка, а не разумного библиофила» (стр. 16), исходят в определении и обозрении материала от Геннади. Ульянинский довольно наивно объясняет причины этой зависимости в следующих выражениях (стр. 20): «Начальное рассуждение Геннади о редких книгах вообще, а о русских в особенности, остается неизменной схемой для всех последующих библиографов по той простой причине, что в вопросе этом приходится наталкиваться на одни и те же данныя». Я бы добавил к этому, что Геннади, был несомненно, человеком европейски образованным и, во всяком случае, недурно знал подлежащую иностранную литературу. Почтенный московский библиограф заимствовал даже иногда у Геннади его примеры. К сожалению, изложение, а особенно определение редкости у самого Геннади очень расплывчато, а потому позволим себе оставить его в стороне, так как последующие исследователи вопроса, повторяя данныя Геннади, передают их гораздо более сжато, и обратиться прямо к тем авторам, Которые формулировали свои взгляд на редкие книги вполне точно и определенно, именно к Н.И.Березину и Д.В.Ульянинскому. Первый из них делит книжные раритеты на следующие 6 отделов: «1) Книги, которые печатались в ограниченном количестве экземпляров и не поступали в про- дажу. 2) Книги, которые были истреблены по кaкому бы то ни было случаю. 3) Оттиски из журналов, в большинстве издаваемые в количестве 100 экземпляров. 4) Издания, напечатанные в отдаленной провинции. 5) Родословные или генеалогические исследования, как предназначенные только для родных и знакомых, издаваемые большею частью в очень малом количестве экземпляров не для продажи. 6) народные и так называемые летучие издания, печатавшиеся к какому-нибудь событию, например, на войны: 1812, 1854, 1877 г.г., по случаю царского приезда, коронации и на множество других событий». Легко видеть отсюда, что отдел 5-ый целиком, а отдел 3-ий в значительной доле входят, кaк составные части, в первый; затем отдел 4-ый допускает в своем применении самый широкий произвол; в отделе 2-м выражение «истреблены» слишком сильно и обще. В самом деле, так называемые инкунабулыи, признаваемые всеми за редкость, могут, с точки зрения Березина, попасть только в этот отдел, а ведь про них неудобно сказать, что они были истреблены. Д.В.Ульянинский в общем правильно заметил по поводу книжки Березина, что «большая часть его списка занята изданиями только распроданными» (стр.30). Обратимся теперь к самому Ульянинскому. Признаком «подлинной редкости» он считает «абсолютно малое число существующих экземпляров» (стр. 19). Исходя из этого основного положения, он делит книжные раритеты на 5 следующих отделов: 1) инкунабулы XV и XVI веков безусловно, а «первенцы гражданской печати» Петровского времени с большими ограничениями. Но позволю себе забежать несколько вперед. Причина, по которой почтенный библиограф считал инкунабулы за редкость, довольно своеобразна. Говоря о своей пятой категории, т.н. фактических редкостях, считаемых за таковые на основании «данных опыта и любительской практики», автор замечает (стр. 28): «К этой же категории (фактических редкостей) должны были бы, в сущности, относиться и инкунабулы, но, в виду того почета, которым повсеместно окружаются общемировые и собственные националыные колыбельные издания, инкунабулы всеми библиографами выделяются в особый самостоятельный отдел книжных редкостей, выдвигаемый обычно вперед всех других». Конечно, инкунабулы должны цениться не потому, что это общепринято, а в виду их важного научного значения, как источников для истории книгопечатания, начала которого и вообще, и у каждого почти народа в отдельности,представляют столько неясного и противоречивого, что всякая книга, принадлежащая к этой категории, должна быть подвергаема внимательному обследованию. К тому же экземпляры одного и того же первоначального издания, в силу различных условий, часто сильно отличаются друг от друга. Наконец, на инкунабулах бывают нередко рукописные пометы прежних владельцев или лиц, работавших над книгой, например, так называемых раскрашивателей-иллюминаторов, и эти пометы помогают точнее установить время выхода издания в свет. Вторая категория книжных редкостей у Ульянинского совпадает с первой у Березина, а именно (стр. 22): «Книги, печатанные в заведомо малом числе экземпляров, не свыше, например, 60, при чем чем отдаленнее год их выхода, тем они, конечно, реже, так как часть с течением времени неминуемо утратилась. Почти все издания этой категории не назначаются в продажу». Таким образом, Д.В.Ульянинский определяет количество экземпляров раритета (конечно, совершенно произвольно) 60-ю, а не сотней, Как Березин, обнаруживая в этом, как и всюду, в своем рассуждении, похвальное стремление возможно ограничить понятие «книжной редкости». К этому же разряду он причисляет, далее (там же), «издания, выпущенныe из не профессиональных, любительских типографий. Сюда принадлежали также многие правительственные и общественные издания, печатавшиеся по разным специальным поводам для тесного кpyra прикосновенных должностных лиц, часто с отметкою «секретно» или «конфиденциально», и большая часть родословий дворянских фамилий». Здесь, в конце, совершенно верно исправлена ошибка Березина, который относил эти генеалогические разыскания в особый отдел. Что касается первой части упомянутой цитаты, то для библиографической точности следовало бы добавить, что подобными сказанным пометами были еще «доверительно», «совершенно секретной, «совершенно доверительно», и эти последние обозначения были наиболее важными. Вероятно, были и другие аналогичные пометы, Которые следовало бы собрать и классифицировать. Затем, у Ульянинского речь идет об оттисках для которых, как мы видели, Березин отводил особый отдел. Д.В.Ульянинский высказывает опасение, что количество редкостей этой категории будет все более и более возрастать и, «наряду с ничтожностью содержания массы их и при незначительной (за немногими исключениями) цене попадающих на рынок экземпляров», в число книжных раритетов попадет много лишнего балласта. Здесь меня поражает упоминание о цене. Неужели почтенный автор требовал, чтобы редкость непременно стоила дорого? В конце концов Д.В.Ульянинский мирился на следующем (стр. 23): «Более смело из числа оттисков можно причислить к редкостям оттиски из старых журналов и газет, например до 60-х годов прошлого ХIХ века, и оттиски из «Журнала Министерства Народного Просвещения», издаваемые, по большей части, в малом (около 50) числе экземпляров и представляющие произведения научно-литературного или исторического содержания. То же в общих чертах надо сказать и о диссертациях». Причину такого благосклонного отношения к этим произведениям печатного станка автор добродушно поясняет в примечании: «Я лично большой любитель оттисков и диссертаций». Нo кто же из нас не любит оттисков, особенно теперь, когда, по неизбежным условиям переживаемого времени, мы стеснены и «кубатурой», и многомиллионными платами за квартиру, и страшной дороговизной транспорта, в случае перемены местожительства, так что нам становится совершенно не под силу держать у себя громоздкие серии журналов, в каждой книжке которого нас может непосредственно интересовать обычно не более одной трети содержаниях и все-таки вряд ли оттиски могут быть причислены к редкостям. Прежде чем, однако, вести дальнейшее рассуждение по этому предмету, я позволю себе сделать существенное, Как кажется, дополнение к словам Ульянинского, именно, что надо понимать под оттискoм. Я не сомневаюсь, что и сам почтенный автор разумел под оттиском переверстку журнальной статьи, снабженную к тому же обложкой. Иначе подобных редкостей-оттисков, в виде вырезок, каждый может наделать сколько угодно сам из любой книжки журнала. А оговорку эту необходимо сделать потому, что в «Журнале Министерства Народного Просвещения» кык раз и была такая практика, что 50 экземпляров вырезок давались всем авторам бесплатно, а при желании получить большее количество оттисков той или другой статьи автор должен был уже оплатить их стоимость, и тогда статья обычно подвергалась переверстке и снабжалась обложкой. Затем ограничение редкости оттисков одним «Журналом Министерства Народного Просвещения» также совершенно произвольно. Разве нас всех не заинтересовали бы многие оттиски, например, из «Вестника Европы», «Исторического Вестника, «Русской Мысли» и им подобных, так называемых толстых журналов? Наконец, что касается диссертаций, то мнение о печатании их в малом количестве (до 60 экземпляров) совершенно ошибочно. В то время, когда писал Д.В.Ульянинский, один лишь университет, где защищалась диссертация, требовал себе не менее 60 экземпляров, а обычно до 100 и даже более, и, кроме того, диссертация за месяц до диспута должна была иметься в продаже. Поэтому печатать менее 200 экз. было невозможно,и, значит, эти книги следует исключить из разряда редкостей. Что касается оттисков из старых газет, то, кoнечно, это редкость, но вопрос, что более редко, сама газета или оттиск из нее. Во всяком случае сохранить № газеты или даже вырезку из нее гораздо труднее, чем оттиск. Мало того, всякую книгу, в том числе и оттиск, мы должны оценивать, прежде всего, со стороны содержания, и с этой точки зрения надо признать, что текст всякого оттиса существует в достаточном количестве экземпляров. Действительно, помимо нахождения в журнале, многие статьи помещаются авторами затем еще в сборниках своих мелких произведений (opuscula) собрании сочинений и т.п., зачастую в дополненном и исправленном виде, отчего первоначальный журнальный текст теряет всякую цену. Важны только те оттиски, в которых журнальный текст подвергается существенным изменениям и дополнениям, но такие оттиски переиздаются обычно не в малом количестве экземпляров. Вот почему заграницей, где количество оттисков, даваемых из журналов, не превышает 10, 15, максимум 20, они никогда не отмечались, кaк редкости. Поэтому никоим образом нельзя одобрить и искусственное создание подобных редкостей, кaк это практиковал и сам Д.В.Ульянинский, напечатавший даже без переверстки, но с обложкой, в 1913 г. из описания своей библиотеки 10 нумерованных отдельных оттискoв под заглавием «Библиотеки отдельных лиц. (Материалы печатные и рукописные)». Наконец, при суждении о количестве печатаемых экземпляров следует коснуться и того щекотливого вопроса, что обозначаемый на книге тираж издания не всегда совпадает с действительностью. Иногда бывает так, что истинного количества экземпляров не знают и сами авторы. Taк, В.Л.Модзалевский сообщил Д.В.Ульянинскому, что оттиск статьи первого «Письма Н.И.Лобачевского к И.Е.Великопольскому» напечатан Казанским физико-математическим обществом в количестве 50 экземпляров, тогда как, по официальным данным, их было сто.1 Конечно, это надо, объяснить совершенно неумышленной случайностью. Но гораздо чаще такие недоразумения должно относить на счет издателей, для придания ценности книге. И эта практика существует не только у нас, где, к сожалению, она особенно развилась за последнее время, но и за границей, Как свидетельствует остроумный французский фельетонист J.Richаrd в своей бойко написанной книжке «L'art de former une bibliotheque» (Paris, 1883, р.84): «Jе connais un Sottisier dе Voltaire qui... а toujours l'аir d'etre le dernier exemplaire а vendre chez un libraire que je pourrais nommer. Се dernier exemplaire est d'ailleurs inepuisable». -------- 0 Статья была опубликована в Сборнике Проф.А.И.Малеин-М.Г.Флеер О редкой книге. М.-Пг., ГИЗ, 1923 (см. Смирнов-Сокольский Н.П. Моя библиотека: библиографическое описание. В 2-х книгах. М., Книга, 1969. №4765) Адаптация текста к Интернету - Biblionne. Разрядка, используемая автором для выделения фамилий, была убрана.^ 1 Библиотека Д.В.Ульянинского, I, №602, стр.291.^ |
| На главную страницу |
© Biblionne. Ценные старые книги. При перепечатке ссылка на сайт http://biblionne.narod.ru обязательна