Букинист. Ценные старые книги


Букинист. Ценные старые книги Антикварные книги      Книга неделиКаталоги букинистаКаталоги наших антикварных книг
Формат *.pdf и *.doc

Книжные аукционы недели
Каталоги ярмарок  ::  Издательства русского зарубежья
Ссылки  ::  Рассказы об антикварных книгах
Новости  ::  Карта сайта

Россия до революции  ::  Забытая поэзияАлфавитный список наших книг
Русское зарубежье  ::  Письма и воспоминания
 
Наука в XIX - начале XX вв.  ::  АрхитектураНовые книги в интернет-магазинах
Прижизненные издания  ::  Книги для детейВаши объявления
Книги с иллюстрациями  ::  Пушкин и ПушкинианаПообщаться друг с другом
Документы - свидетели   ::  СправочникиПообщаться с Biblionne



Другие заметки этого раздела: Экслибрисы библиотеки А.А.Сидорова
Автограф Г.Р.Державина
О книгах и их собирателях
Алиса в стране чудес
О библиотеке Г.В.Юдина

Е.Некрасова Лубочные картинки

Предыдущее

«Честь и похвала, как масляница семика себе в гости звала, честно величала: другу моему милому, дорогому приятелю, живому моему неосужателю, углю горящему, камыку цветящему среди ночи осенния. Семик же не обленился и так ее весело за руку принимает и честно ее величает: душа моя, масляница, перепелиная твоя косточка, бумажное твое тело, сахарные твои уста». На картинке много отдельных изображений: тут и печь с блинами, и муж с женой, успевшие напиться и подраться, и катанье на санках, и кулачные бои...

Во время масленицы, как известно, постоянно устраиваются балаганы; в промежутки между представлениями знаменитого Петрушки играет музыка. Среди картинок есть одна, которая прямо называется «Музыка».

На ней изображены две разряженные женщины: одна поет по нотам, а другая играет на рыле (цитре). Налево от них изображен музыкант на «дуде», на голове у него треугольная шляпа. В середине между музыкантами представлен «Петрушка» в дурацком колпаке, а над ним надпись: «Сколько я в компаниях ни танцовал, а такой музыки не видал. Ах, та меня утешает, что хорошо на рыле играет.

Есть также отдельные картинки с изображением кулачных боев, к развлечению которыми русский народ прибегал не только в длинные праздники, какова масленица, а нередко и во всякое свободное время, чтобы поразмять уставшие от работы члены. Популярными кулачными борцами на народных картинках являются: «Парамошка и кадык Ермак». Они изображаются с засученными рукавами, в особого рода обуви: у Парамошки одна нога в бураке, а другая — голая. Над Ермошкой сделана надпись: «Ей, брат, Парамошка! Худо ты шутишь надо мной, кадыком Ермошкой: хотя бы ты изодрал всю мою рожу, только не замал бы моей одежи. Знаешь ты сам, что у нашего брата фабричнаго для блох не держится много платья лишняго» и т. д.

Останавливаясь на картинках подобного содержания, г. Ровинский сообщает историю кулачных боев у нас и при этом рассказывает о таких русских силачах, которые одними ударом вышибали изразцы из печки. Вот один такой рассказ, слышанный им от некоего московского старожила. «Раз играл Трещало (известный в Москве силач) с чиновником Ботиным на биллиарде в трактире, да и поссорились; развернулся Трещало его ударить, да тот увернулся, — Трещало и попал кулаком в печь, да так целый изразец из печи вон и вышиб. Тут ударил Трещалу Ботин, да угодил прямо в висок и убил его сразу; начали было его таскать по судам, но граф Орлов (любивший кулачн. бои и силачей) выручил его» (кн. V, стр. 222). Убийство во время единоборства вообще «ни во что вменялось».

Представления Мишки-медведя не приурочивались к какому-нибудь празднику, — они были постоянною забавой не только народа, но и самих царей. По словам г. Ровинского, зрелище с медведем любила и императрица Елизавета Петровна. Для нее обучали медведей танцевать в Невской лавре. «В 1754 году послано было туда из дворцоваго кабинета два медведя келейнику Борнову, который и доносил о них, что одного он обучил «ходить на задних лапах даже в платье», а «другой-де медведенок к наукам не понятен, весьма сердит». (кн. V, стр. 231).

Но у царей и вообще у людей высшего, достаточного класса, кроме медведей, были и свои, специально только им доступные увеселения: театральные представления, шуты с шутихами и карлики с карлицами. Народная картинка не преминула сказать и о них. Она дала, в виде книжечек, полную комедию «О блудном сыне» Симеона Полоцкого, с изображеньем нашей древней сцены, где актер стоит в шляпе и в чулках. На плечах у него надет плащ с перекинутым шарфом. На том месте, где у нас в театре находится рампа, на картинке изображено 5 ночников. В зале видны зрители.

Не менее интересны интермедийные картинки: они изображают интерлюдии или интермедии, которые обычно давались между отдельными актами мистерий. Сюда относятся картинки: «Точильщик Носов», «Разговор пьющего с непьющим», «мальчика с книжником», «жениха со свахой» и др. Для образчика выпишем несколько строк текста из разговора книжника с мальчиком. Последний спрашивает ученого: «Господин философ, скажите, какая есть лучшая вещь в свете?» Книжник: «Верный друг». Мальчик: «Нет, добрая совесть и того лучше. Какая есть первая заповедь Божия?» Кн.: «Cия, да не будут тебе бози, разве мене». Мал.: «Не та: ибо впервые по сотворении Адама запретил Бог ему от древа добра и зла — не яждь» и т.д. (кн. I, стр. 477).

По словам г. Ровинского, из текста этих картинок Мельников выхватывал целые стихи и вкладывал в уста своих действующих лиц, а Даль и Снегирев выписывали отсюда свои пословицы.

Одной из любимейших барских забав, как мы уже сказали выше, были шуты и шутовство, которое ведет свое начало из Италии. У нас не только Иоанн Грозный любит шутов, до них был большой охотники и Петр I-й, который нередко, ради отдыха, устраивал разные шутовские праздники и процессии. Так, известны его постановления относительно созданного им всепьянейшего собора, которые не могли не отразиться на народных картинках. «Посвящение из простых людей в чиновные чумаки» представляет пародию на церемонию всепьянейшего собора, «где пьяный архижрец рукополагает нетрезваго члена».

Картинка изображает кабак. За стойкой стоит целовальник, а около него несколько чумаков; над стойкой висит картинка с надписью: «Ныне пей на деньги, а завтра в долг».

«Двенадцать чумаков в белых балахонах ведут новопоставляемаго в кабацкий покой, в котором стоит бочка и на ней сидит Бахус; у последняго в руках штоф с рюмкой. Тут же стоят две обрюзглыя от пьянства бабы в pendant всешутейшим игуменьям, присутствовавшим по уставу всепьянейшаго собора» (кн. V, стр. 266). Целовальник рукополагал новопоставляемого. «Для завершения всей церемонии, хозяин, взяв сулейку отъемной водки и налив рюмку, окачивает новопоставляемаго с головы до ноги и вручаете ему мерник, меру, воронку и ливер и отпускает его в уготованный ему дом, что называется кабак».

Несмотря на то, что Анна Леопольдовна издала приказ уничтожить все дурацкие должности, шуты еще долго держались у нас при дворе: они встречаются еще при Екатерине II и при Павле Петровиче.

В народных картинках придворные шуты изображались под именем Гоноса и Фарноса. Картинка: «Фарнос-музыкант» изображает Фарноса в польском костюме со скрипкою в руках, а около него, справа, сидит ворона; внизу написано: «Здравствуйте, почтенные господа, я приехал к вам музыкант сюда. — Не дивитесь на мою рожу, что я имею у себя не очень пригожу, а зовут меня молодца — Петруха-Фарнос, потому что у меня большой нос. Три дня надувался, в танцевальные башмаки обувался, а как в танцевальное платье совсем облокся, к девушкам и поволокся» и т. д.

Есть и такие картинки, которые прямо называются: «Шут и шутиха». Но рядом с придворными шутами, привезенными с Запада, у нас были и свои шуты доморощенные — русские. Их обычные имена: Фома, да Ерема, которому постоянно советуют сидеть дома, а он то и дело на народ идет, всюду суется. Обоим им всегда во всем неудача, за что бы они ни взялись: охотой ли вздумают заниматься, да их собаки не слушают; рыбу ли вздумают ловить... Вот как о последнем говорится в тексте картинки: «Ерема купил сетку. Фома — невод. Ерема сел в лодку, Фома — в челнок. Ерема в весла гребет, а Фома раки берет. Ерема опрокинулся в воду, Фома — на дно. Оба упрямы, со дна не идут. По Ереме блины, по Фоме — пироги, — а начинку выклевали воробьи.

У Еремы есть еще брат Пашка, с которым он изображается на одной из картинок. Про него говорится: «Мужик-Пашка поел кашки, испил бражки и сел на козлища, взял ножища и хочет заколоть; а брат его Ермошка заворотил ему хвостище» и т. д.

Тут же встречаются картинки с изображением карликов и карлиц, которые обычно представляются франтами в момент ухаживанья за друг за другом.

Карлики были любимою забавой как царей, так и придворных. По словам Вебера, «на ужин у князя Мещерскаго Петру Великому подали большой паштет, из котораго, когда сняли верхнюю корку, выскочили на стол две карлицы» (кн. V, стр. 274).

Но самым постоянным развлечением не только для богатых, но и для бедных было вино. Наш мужик, как известно, пьет и с радости, пьет и с горя. Никакого события в его жизни не обходится без водки: родится ли в семье ребенок,— он пьет на родинах, пьет на крестинах; умирает старый дед,— пьет на поминках; покупается новый кафтан, — пьет ради поздравления с обновкой и т.д. Естественно после этого, что народная картинка отводит не мало места этому вечному спутнику нашего народа — водке. К числу интересных из этой группы картинок можно отнести: «Аптеку целительную с похмелья», на которой в два яруса изображен старинный кабак. В нижнем ярусе надпись: «где хотите, тут деритесь, а на кабаке помиритесь». Тут и в карты играют, и пьют, и забавляются. «Тут и суд, и питра, — как выражается целовальник в «Очерках народного быта» Гл. Успенского.— И все-ж, ежели задумали порешить какое дело, сейчас все гурьбой идут к кабаку, почему — что нет места гоже, чувствия такого нет в другом месте». Кабак — это народный клуб, где мужику привольнее дышится, чем дома, где и воздуху больше, и удобств больше,— где он хоть немного можете забыться от голодной действительности и непосильных податей.

Внизу под картиной «Целительная аптека» подписано: Сия аптека содержит в себе такие зелья, которыми лечат с похмелья, токмо в ней водка, вино, пиво, да надлежит оныя разумно потреблять, чтобы и последняго ума не потерять; а именно — по три раза в сутки, без всякой смутки» и т. д.

Не менее любопытна другая картинка, которая пересчитывает, до чего доводят чарки — первая, вторая, третья и т. д. Она носит название «Пьянственная страсть».
«Первая чарка пить — здорову быть.
Повторить — ум обвеселить.
Утроить — ум устроить.
Четвертая пить — неискусну быть.
Пятая пить — за пьянство будут бить.
Шестая поразит, то и ум отразит.
Пить седьмая — найдет мысль шальная.
Коснуться осьмой — будет что сонной.
Аще будет девятая пить, то будет себя и в грязи валять» и т.д.
(кн. I, стр. 323).

Чарка же служила для мужика и лекарством от всякой немощи; за неимением надлежащей медицинской помощи, в случае заболевания, он идет в кабак, который не даром же прозывается «целительной аптекой», или же обращается к своей другой целительнице — бане, куда призывает доморощенную лекарку — «бабушку». В собрании г. Ровинского есть несколько картинок, изображающих, как бабушка в бане встряхивает больную женщину или ставит ей на живот горшок. Если же это не помогает, то более высшую медицинскую ступень для него составляет «помощь угодников». У него каждый святой от своего недуга помогает: Антипий — от зубной боли, Казанская Божия Матерь – от глазных болезней, и т. д. В числе картинок есть такая, где переименованы все святые, врачующие от того или другого недуга.

В 1866 году в Киеве был издан приказ — запретить этот листок, так как «он составлен под католическим влиянием». Листок был отнят, но вера в целительную силу угодников от этого, разумеется, не умалилась; этою верой до сих пор исцеляется народ, так как научных медицинских целителей, несмотря на все хлопоты земств, возле него все-таки не оказывается 7. Потому не удивительно, что названный листок пользовался в народе особой популярностью: он имел 7 изданий.

Но среди картинок нет ни одной, где бы указывались целительные травы, к пользованию которых народ очень часто прибегает и с которыми до сих пор, к стыду своему, не знакома наша ученая медицина, а между тем ей это весьма бы не мешало знать...

На богомолье можно тоже указать, как на одно из самых сильных медицинских средств, к которому народа обращается при безнадежных случаях, в минуты полного отчаяния. Впрочем, богомолье для русского человека является отдыхом, от которого хоть и покроются ноги мозолями, да душа отдохнет: на воле птичек-пташек наслушается, травок и «растениев» всяких на свободу наглядится, дум иных надумается, а то вся она, душа-то, сидя дома, замуравилась, нуждой-бедностью покрылася... Богач тоже ездит на богомолье, только из иных побуждений: он чаще всего ездит свои грехи замаливать или же благодарить за какую-нибудь удавшуюся выгодную коммерческую операцию. Среди собрания г. Ровинского встречаются изображения тех монастырей, которые особенно посещались богомольцами: «Старый Иерусалим», «Киево-Печерская лавра» и др. На некоторых картинках с изображением монастырей встречаются такие надписи: «Не благоугодно ли что пожертвовать на украшение обители?» Обычно архимандриты рассылали такие картинки к богатым купцам. — Эти изображения монастырей заставляют г. Ровинского остановиться на русском паломничестве с самых древнейших времен, причем он очень подробно говорит об Иерусалиме, как очевидец, и приводит рассказ Вишняковых о путешествии в Иерусалим и Благовещенского – о снисхождении св. огня в иерусалимском храме.

V

Последняя группа картинок, названная: «Картинки, изданные по распоряжению правительства», весьма небогата по числу. Таких картинок в собрании одиннадцать: «Смехотворная просьба монахов Калязинского монастыря», о которой мы уже говорили выше, «Раскольник и цирюльник», восемь картинок об оспопрививании и одна — «Обряды покаяния мужа и жены Жуковых, убивших свою мать».

Картинка «Раскольник и цирюльник», изображает цирюльню, где стоит скамейка; направо в стену вделан брус, куда воткнуты бритва и ножницы. Пол цирюльни представляет своды. На полу растет какое-то неведомое растение с пунцовыми и зелеными листьями. У скамейки стоит цирюльник в немецком платье, в фартуке, круглой шляпе и с ножницами в руках. Одной рукой он держит ножницы, а другою захватил раскольника за его длинную бороду, окрашенную в лиловый цвет. Раскольник раскрашен — по всему вероятию, в насмешку — самыми разнообразными красками и одет, кроме кафтана, еще в какую-то тальму. Над цирюльником сделана надпись: Цирюльник хочет раскольнику бороду брить», а над раскольником другая: Раскольник говорит: — «Слушай, цирюльник, я бороды брить не хочу. Вот гляди, я на тебя скоро караул закричу» (кн. I, стр. 455).

Эта картинка издана по желанию Петра Великого, в насмешку над раскольниками, не желавшими брить бороду; а картинки об, оспопрививании изданы в царствование Александра 1 для того, чтобы расположить народ к этой предохранительной мере.

На картинке «Польза оспопрививания» изображен парень; он пристает к девушке, у которой чистенькое и красивое личико. Она сидит с прялкой. Тут же за станком сидит рябая Улита. Девушка гонит от себя парня,— он мешает ей работать:
«Поди с Улитою поговори, побай, А мне хоть отдохнуть немного дай».
А парень ей на это отвечает:
«Ах, нет, разлапушка, дай мне побыть с тобою;
Что время мне терять с Улитою дурною.
. . . . . . . . . . . . . . .
У ней с наносной воспы нос
Совсем к губам прирос,
Изрыт — как будто кочарыга,
Лицо — как вяземска коврыга,
Глаза — как тусклое стекло,
Их на нос коробом свело».
Речь заканчивается нравоучением:
«Когда-б ея отец и мать умнее были,
Да воспу ей привить коровью допустили.
Так и она-б была,
Как ты, была, румяна и мила».
(кн. I, стр. 468).

Первые попытки оспопрививания делались у нас при Елизавете Петровне, затем сама Екатерина II пожелала привить человеческую оспу себе и Павлу Петровичу. Для этого был выписан англичанин Димсдаль, которому было дано в вознаграждение: «титул русского барона, звание лейб-медика, пожизненная пенсия в 500 фун., 10.000 фун. единовременного вознаграждения, 2.000 фун. на дорогу и множество дорогих подарков». (кн. V, стр. 331). А в 1801 году в московском воспитательном доме проф. Мухин, по примеру англичанина Дженнера, стал прививать коровью оспу. Но народ сильно восставал против оспопрививания у него существовало свое поверье: тот, кто умрет от оспы, «будет на том свете ходить в золотых ризах» (Буслаев, «Очерки», кн. I, стр. 217). И вот, для распространения более правильного взгляда на оспу, изданы были картинки об оспопрививании и нарочно пущены между крестьянками.

--------
7 В Рязан. и Москов. губ., в самых населенных местностях, где все деревни и села (село Клишино, Горы, Озера и т. д.) переполнены фабриками, — до настоящего времени на расстоянии более 40 верст нет ни одного врача. ^


На главную страницу


Rambler's Top100Яндекс цитирования

© Biblionne. При перепечатке ссылка на сайт http://biblionne.narod.ru обязательна

Сайт создан в системе uCoz