Букинист. Ценные старые книги
| Другие заметки этого раздела: Экслибрисы библиотеки А.А.Сидорова Автограф Г.Р.Державина О книгах и их собирателях Алиса в стране чудес О библиотеке Г.В.Юдина |
Е.Некрасова Лубочные картинки 0
Русские народные картинки, исследование в 5 книгах, с алфавитом, в 8-ю долю листа; к нему атлас в большой лист, содержащий в себе более 500 картинок. Д.А.Pовинского. С.-Петербург, 1881 года. Tempora mutantur! говорит латинская пословица. Давно ли все народное считалось незаслуживающим просвещенного внимания людей интеллигентных? Давно ли сами ученые общества считали унизительным интересоваться и толковать на своих собраниях хотя бы, например, о лубочной картинке? О подобном факте сообщает Снегирев известный археолог, который в 1824 году, написав статью о лубочных картинках, хотел прочитать ее в заседании «Общества любителей российской словесности», но «некоторые из членов, — говорит он, — сомневались, можно ли допустить в Обществе рассуждение о таком пошлом, площадном предмете». Мало этого, еще в сороковых годах Белинскому приходилось весьма энергично защищать Даля против «критиков аристократов», порицавших этого писателя за его любовь к простонародью; приходилось доказывать, что и мужик достоин их просвещенного внимания. «Мужик — человек, и этого довольно — говорит Белинский, — чтоб интересовались им так же, как и всяким барином. Мужик — наш брат по Христу, и этого довольно, чтобы мы изучали его жизнь и его быт, имея в виду их улучшение. Если мужик не учен, не образован, это не его вина»... и т. д. («Соч. Белинского», том II, стр. 112). Так приходилось отстаивать право гражданства мужика в литературе в сороковых годах.Теперь не то. Теперь нет ни одного литературного журнала, ни одного общества, которые бы не интересовались жизнью народа, его нравами, обычаями, думами, верованиями и т. п. Собрания народных произведений, каковы труды Сахарова, Киреевского, Даля и множество других, являются несомненными свидетелями интереса к духовной жизни народа со стороны ученых. Писатели беллетристы сделали почти исключительной темой своих произведений — народ, его жизнь и его думы. Современному читателю подчас становится даже тяжело от этих постоянных экскурсий в народ, и у него вырывается невольная жалоба: «Наладили себе — народ, да народ, как будто на свете других и людей не осталось, кроме мужика!... Ну, пусть бы себе действительно народ изображали, а то выходит черт знает что, только не народ!» Последняя жалоба справедлива относительно некоторых наших народописателей, которые действительно много пишут о народе, но самого народа не знают: они его не изучали, близ него не жили и говорят о нем только понаслышке. Как без нравственной, так и без материальной помощи со стороны общества отдельным лицам заниматься непосредственным изучением народа невозможно: кроме устранения разных временных мешающих условий, для этого необходимы и материальные средства. Разумеется, бывают иногда счастливые исключения: являются отдельные личности, которым под силу оказывается иногда такое дело, какое не могут выполнить даже целые общества. К числу таких богатырских подвигов мы должны отнести недавно вышедший труд г. Ровинского «Русские народные картинки». Он состоит из трех томов атласа и пяти больших томов текста, из коих к каждому приложено по хорошо сделанной и раскрашенной лубочной картинке. В первом томе атласа помещены «сказки и забавные листы», во втором — «исторические листы», в третьем — «духовные листы». В видах избежания цензурного просмотра, атлас издан только в числе 250 экземпляров, из которых некоторые раскрашены красками. Пять томов текста составляют приложение к атласу. В первых трех томах описаны картинки, помещенные в атласе. Описание, надо заметить, сделано самым тщательным, самым добросовестным образом: описаны не только древнейшие рисунки известной картинки, но и все позднейшие. При описании помещается древнейшая редакция текста с соблюдением орфографии оригинала и с указанием на все позднейшие варианты, причем указывается и величина картинки, и способ, каким она гравирована, время и место ее появления, а также и то, в каком собрании в настоящее время находится ее оригинал; кроме того, к первому тому приложено указание всех, как больших, так и малых собраний народных картинок, не только составляющих общественную собственность, но указаны даже и те, которые составляют собственность частных лиц. Если считать описание всех изданий одной и той же картинки, то в приложенном тексте описано около 8.000 картин. Четвертый том текста «заключает в себе примечания к описаниям, напечатанным в первых трех книгах, и некоторые добавления о картинках, вновь приобретенных мною,— говорит г. Ровинский, — после отпечатания первых трех книг» (кн. 1, стр. IV). Этот том представляет сырой материал, чрезвычайно полезный для разных справок при работе, и, разумеется, составляет почтенный труд в глазах специалиста, а профана заставляет подивиться, как много перечитал г. Ровинский, как добросовестно изучал все, что имеет хотя отдаленное соприкосновение с вопросами, затронутыми народной картинкой. Только после такого добросовестного изучения решился написать г. Ровинский свое предисловие, как он называете содержание первой половины пятой книги текста. Оно знакомит с историей гравирования народных картинок, указывает значение последних в жизни, а также передает и об отношени к ним цензуры. Вторая половина этого тома занята алфавитным указателем ко всему изданию. О достоинстве этого указателя, которым нам ни раз приходилось пользоваться, мы можем сказать, что он не оставляет желать ничего лучшего, как и вообще все издание, которое, повторяем, вполне может быть названо гигантским подвигом со стороны одного лица. «Предисловие» автора, или первая половина пятого тома, делится на 14 глав; из них последние одиннадцать отвечают числу групп, на которые подразделяет собиратель все картинки по их содержанию .
Желая остаться в пределах журнальной статьи, мы не имеем возможности останавливаться подробно на всем содержании собранных картинок и первой половины пятой книги, так как тогда пришлось бы целиком передать все «предисловие», дополняя его выдержками из первых трех томов текста. Поэтому нам придется остановиться подробно только на некоторых группах картинок, или главах «предисловия», а об остальных упомянуть так сказать «по пути», несмотря на то, что каждая группа задевает такое разнообразие вопросов и так богата по своему содержанию, что каждая могла бы дать материал на отдельную большую статью. Народные картинки стали прозываться лубочными только в начале нынешнего столетия. Ученые разно толкуют это название. Снегирев производит его от слова луб, на котором резали первые народные картинки, Н. Трахимовский — от лубочных коробов, в которые их укладывали для продажи, а г. Ровинский делает следующее объяснение: в начале нынешнего столетия слово лубочный относилось ко всему, что делалось непрочно, плохо, на скорую руку. Отсюда «понятно», — говорит он,— что и плохие картинки стали звать тоже лубочными». (кн. I, стр. III). Такие гравированные картинки на Западе появились еще в XII в. и представляли самый дешевый способ, доставлявший народу изображения святых, Библию и Апокалипсис в картинках. Только со времени введения книгопечатания, заменившего дешевую гравюру, гравирование перешло в область художества и им стали заниматься такие художники как Дюрер и Гольбейн. У нас гравирование началось одновременно с книгопечатанием: при первой нашей печатной книге «Апостол» (1564 г.) была приложена и первая гравюра, резанная на дереве, изображавшая евангелиста Луку, а отдельными листками картинки стали появляться только в XVII в. В конце этого столетия гравирование народных картинок на Руси было сильно распространено; ему покровительствовал Петр В. и даже выписывал из-за границы мастеров, которым платил жалованье за счет казны 1. И только в 1827 году правительство перестало держать казенных граверов и распустило их на все четыре стороны. В второй половине XVIII ст. резанием досок для народных картинок занимались серебряники в селе Измайлово: резали они на меди, на дереве; картины уже редко гравировались, а печатание их происходило на фигурной фабрике Ахметьева в Москве, у Спаса во Спасском. Существовали печатни также и во Владимирской губ., Ковровского уезда, в деревне Богдановке, и в монастырях: Киевском, Почаевском, Соловецком и других. Теперь уже нигде не делают отпечатков с медных досок, а изображение разных монастырей и угодников делается в Москве и Петербурге литографским способом. Рисунки для своих картинок старинные граверы брали прямо с икон с изображений на церквах или же со стен царских палат. Картинка «о неком немилостивом человеке» взята с паперти Симонова монастыря; из Чудова монастыря перешло в картинку изображение Архангела Михаила и молящегося ему человека. «Солнце с зодиаками» взято из Коломенского дворца, с потолка тамошней столовой. В XVIII в. сделано очень много снимков с французских, немецких и итальянских картинок. К ним не редко приделывался свой, доморощенный, текст, иногда совершенно не подходивший к содержанию картинки, или же иностранный перекладывался на русский лад, или подписывались вирши Сумарокова, Измаилова, причем иностранное происхождение картинки совсем забывалось. Известная в народе картинка: «Славный объедало и веселый опивало» занесена к нами из Франции, где она изображала Людовика XVI. Все эти картинки продавались в Москве в определенных пунктах: в проломах у Никольской улицы, у церкви Гребневской Божьей Матери, у Троицы Листов, у Новгородского подворья и главным образом у Спасских ворот. «Тут же,— говорит г. Ровинский (т. е. у Спасских же ворот),— стояли и попы без места, нанимавшиеся служить обедню; они расхаживали с калачом в руке, торговались с нанимателями и для большего убеждения их выкрикивали свое: «смотри, закушу!» — т. е. давай, что прошу, не то отведаю калача, и тогда обедню служить будет некому» (кн. V, прим., стр. 25). Картинки народные в старину не редко покупались для церквей и употреблялись вместо деревянных образов 2. Вешались картинки так же и в царских палатах для назидания царским детям или даже дл обучения их по этим картинкам географии, истории и др. наукам. Так, в палатах царевича Петра Алексеевича висели такие картинки и по ним Зотов обучал своего юного питомца наукам. В XVIII в. народные картинки употреблялись как поздравительные листы. Сначала над картинками не существовало никакой цензуры, никакого надзора. С 1674 года начинают появляться указы о том, чтобы воспретить продажу таких картинок. Указам такого рода приходилось не раз повторяться, а народные картинки по-прежнему издавались и продавались, не желая знать ни о каких запрещениях, ни о каких указах. Пятнадцатого мая 1790 года был «назначен особый цензор для рассмотрения книг при управе благочиния с тем, чтоб Управа отвечала за все сама» (кн. V, стр. 32). С 1826 года начинается действие Шишковского цензурного устава, введение которого обошлось в 84.000 р. Но народные картинки не хотели признавать и этого устава и по-прежнему продолжали выходить и распространяться в народе, и только в 1839 году они были вытребованы в цензурный комитет и процензурированы все, начиная с вышедших в 1812 году. А в 1850 году, по Высочайшему приказу, «московский генерал-губернатор граф Закревский, приказал заводчикам народных картинок уничтожить все доски, не имевшие цензурного дозволения, и впредь не печатать таковых без оного. В исполнение этого приказания заводчики собрали все старые медные доски, изрубили их при участии полиции в куски и продали в лом в колокольный ряд. Таким образом прекратило свое существование бесцензурное народное балагурство» (кн. V, стр. 35). Судя по приложенному выше оглавлению пятой книги текста, видно, что автор старался все картинки разделить на группы, располагая последние соответственно ходу человеческой жизни; Обычно, люди прежде всего знакомятся друг с другом, затем женятся, обзаводятся хозяйством, семьей, воспитывают и обучают детей, которые, научившись грамоте, принимаются за чтение книжек; в промежутки между делом и дети, и родители забавляются, веселятся (вино, пляска, музыка, шутовство и т.д.), ездят в чужие страны и ходят на богомолье. Среди народных картинок нет ни одной, которая бы специально знакомила читателя с мужчиною, его нравом, характером и давала бы ему тот или другой патент за его нравственные и умственные качества. Да и кто бы мог заняться подобным анализом,— не мужчина же сам, который издавал картинку? Ему нет интереса делать себя объектом и говорить о себе, как о чем-то постороннем, анализировать себя и указывать на свои слабые стороны. Вот поэтому ни картинка, ни литература, как народная, так и интеллигентная, никогда в старину не разбирали мужчину, как объект. Совсем в другом положении находился вопрос о женщине: она всегда для мужчины нечто внешнее, что он может рассматривать, судить как за ее нравственность, так и за ум. И вот поэтому-то женщина давно судима и в литературе, и на картинке; о ней давно судят и рядят на все лады; о ней трактуют и наши древние духовные писатели, смотревшие на жизнь с точки зрения византийских аскетов. Аскет, ушедший от соблазна за стены монастыря и решившийся подавить в себе чувственность, видел в женщине все гадкое, все злое; он нередко прозывал ее «окаянством», «орудием дьявола», — лучшего слова в его святых устах для нее не находилось. В его глазах она была постоянною виновницей всего, что дурного делал мужчина. В нашем древнем сборнике Пчела для женщины придумываются самые отборные названия: «она и ехидна и скорпия, и лев, и медведь, и аспид, и василиск, и похоть несытая и неправдам кузнец, и грехам пастух» (кн. V, стр. 38). Из этого сборника, а также и из других духовных писателей (Василия Великого, Иоанна Златоуста) заимствовали сочинители текст и сюжет для своих картинок, если только они касались женщины. Поэтому понятно отношение к ней большинства народных картинок. Не лучше смотрел на нее и средневековый Запад, с одной стороны благоговейно преклонявший перед ней колена, с другой — видевший в ней «соблазн и ехидство». Он указывает на тысячу любовных проделок с ее стороны. Так на капелле французского монастыря в Перигё изображена такая проделка женщины с Аристотелем. -------- 1 Так он выписал из Амстердама двух граверов: Адриана Шхонебека и Петра Пикара. Первый получал в год жалованья по 600 эфимков; ему выдавалось по 20 четвертей хлеба и был дан постоялый двор. В ученье к нему было отдано три русских мальчика: Петр Бунин, Алексей Зубов и Василий Томилов. По словами г. Стасова, никто из них не проявил самостоятельного творчества. ^ 2 В XVII в. еще во многих церквах образа были бумажные. ^ |
| На главную страницу |
© Biblionne. Ценные старые книги. При перепечатке ссылка на сайт http://biblionne.narod.ru обязательна
Сайт создан в системе uCoz